И. Гинзбург - "Левитан". Страница 4

К этому периоду относится и завоевание Левитаном своего места на Передвижных выставках, которое ему далось не без труда.

Несмотря на то что о Левитане заговорили еще во время его пребывания в Училище, и несмотря на то, что его ученический «осенний день» был куплен таким ценителем и знатоком русской живописи, как П. М. Третьяков, - картины Левитана первое время принимались на выставки очень неохотно и в очень ограниченном количестве.

Существует мнение, будто передвижники не сразу признали и так до конца и не поняли таланта Левитана именно потому, что его широкая живописная техника был им чужда: руководство Товарищества не раз предъявляло Левитану обвинение в «незаконченности» в связи с чем художник действительно однажды целиком переписал свою картину «Первая зелень».

В таком мнении есть доля истины. Даже И. Н. Крамской – человек большого ума и «совесть» передвижников в лучшую их пору, значительно глубже понимавший задачи живописи, чем многие его русские современники, - в письма к своему любимейшему художнику и другу Ф. Васильеву писал о необходимой в каждой картине «окончательности». «Что нужно непременно удержать в будущих ваших работах – это окончательность… окончательность, которая без сухости дает возможность не только узнавать предмет безошибочно, но и наслаждаться красотой предмета».В теории понимая возможность некоторого обобщения реальных подробностей и черт для усиления воздействия картины в целом, Крамской на практике не мог примириться с «недоговоренностью» в деталях.

Однако вернее думать, что недооценка ранних скромнейших пейзажей Левитана вытекала из других, более глубоких причин. Передвижники привыкли считать своими лучшими достижениями строгие, четкие, «документально» подобранные пейзажи Шишкина. Эти – обычно большие, внушительные, «здоровые» (как они любили говорить) =- холсты включали все мельчайшие детали каждого дерева, каждого куста.

«Конечно, Шишкина понимают, - писал о нем Крамской, - он очень ясно выражается и производит впечатление неотразимое; но что бы это было, если бы у него была еще струнка, которая могла бы обращаться в песню. Ну, чего нет, того нет: Шишкин и так хорош».

Но дело не в том, что под «песней» или «поэзией» в пейзажной живописи передвижники обычно понимали освещение или цвет, рассчитанные на прямой физиологический эффект – в тех случаях, когда художник обходился без фигур, психологически «разъясняющих» пейзаж. Чем «натуральнее» (по их мнению), т.е. чем напряженнее, художник подчеркивал то или иное световое явление, чем больше приближался он к такому же «физиологическому раздражению. В глазу», которое производят на зрение настоящее слепящее солнце или луна, - тем это казалось лучше. Недаром передвижники охотно хвалили картину Куинджи «Днепр ночью», по кромешной черноте которой проходила такая фосфорически-зеленая полоса реки, что пораженные зрители ходили смотреть, нет ли позади холста искусственной луны.

А в пейзажах Левитана даже в раннюю пору его развития уже бросалось в глаза стремление, во-первых, сохранить общий характер пейзажа как в линиях, так и в цвете0 не дробя его на мелкие подробности, и, во-вторых0 стремление передать зрителю с помощью подмеченного в природе штриха пережитое художественное волнение, свое отношение к данному пейзажу.

Как бы то ни было, вопреки недооценке Левитана основным ядром передвижников, он постепенно занял свое место на Передвижных выставках и немало способствовал их успеху. И это не могло быть иначе, потому что именно на Передвижных выставках стремились участвовать передовые русские художники, и на ряду с народническими наивно-поучительными бытовыми сценами на них появлялись в 80-е годы такие высокие образцы реалистического искусства, как «Крестный ход в курской губернии» и «Не ждали» Репина, как суриковские «Меньшиков в Березове» и «Боярыня Морозова».

Левитан связан всем своим творчеством с реалистическими русским искусством. К Левитану ведут пути, начиная с чистых и ясных, но идеализированных, «причесанные» пейзажей в картинах Венецианова, еще не имевших самостоятельного значения; через глубоко лирические, хотя ещёскованные академическими правилами, пейзаж рано умершего талантливого Ф. Васильева; через замечательную картину учителя Левитана – Саврасова «Грачи прилетели»;через насыщенные светом картины Поленова. Все они подготовили почву для его появления.

Занять же свое место в истории русского реалистического искусства Левитан смог не только потому, что талантливо впитал в себя все лучшее из созданного до него в русском искусстве пейзажа, но прежде всего потому, что с необычайным постоянство и любовью изучал русскую природу, жил в ней, дышал ею. Благодаря этому «во всех его работах, - правильно писал о Левитане в десятую годовщину со дня смерти художника один из критиков (Б. Шуйский), - чувствуется такое глубокое понимание народной жизни, быта, что его полнота, на которых редко-редко появится человеческая фигура, гораздо больше говорят о русской жизни, чем… прославленная национальность полотен хотя бы В. Маковского».

1-2-3-4-5-6-7-8-9-10-11

Сумерки Стога (Левитан И.И.)

Париж в 1889 году