В поисках стиля

Стоит отметить, что основы мироощущения Левитана не давали ему покоя. Именно они привели Левитана к большой любви к творчеству Тимирязева. Впоследствии Тимирязев стал одним из добрых знакомых Левитана. В статьях Тимирязева Левитану удавалось находить для себя чрезвычайно глубокие мысли.

Логичным будет пояснить, что Тимирязев был не только великим исследователем процессов фотосинтеза, космической роли растения, но и поэтом в науке, в сугубо научных трудах посвящал вдохновенные строки прославлению солнечного света, растений, как «посредников между небом и землей», ибо «зеленый лист является фокусом мирового пространства, в который с одного конца притекает энергия солнца, а с другого берут начала все проявления жизни на земле. Похищенный им луч солнца горит и в мерцающей лучине, и ...приводит в движение и кисть художника, и перо поэта».

Создание родственной связи со светлой энергией солнца было, безусловно, присуще Левитану, как и многим другим пейзажистам. К их числу можно смело отнести Архипа Куинджи. Вдохновением Левитана можно считать не только силу и красоту солнечного света, которая дарит каждому из творческих людей яркость красок, сколько состояние самой природы. Состояния природы были особо близки человеческому духу. Он был отчужден от всего кричащего и чрезмерного. Не случайно, Левитан не любил писать жаркие летние дни. Ему по душе была лишь мягкая игра света, которая разливается по лицу всей нашей земли.

К 1880 годам уже вполне были сформированы общие основы мировоззрения Левитана. У меня появилась специфика собственной живописи. По его словам, цель его была «не протокол, а объяснение природы живописными средствами». Если сравнивать работы Левитана и работы русских пейзажистов предшествующего поколения, то смело, можно сказать, что у Левитана более активным становится непосредственно-выразительный аспект художественной формы, стремление, чтобы природа являлась в картине «насквозь «очеловеченной», профильтрованной «через призму темперамента художника»».

В работах Левитана всегда можно было заметить всевозможные оттенки чувств, которые выражают мелодию линий, градации тонов, фактуру. Фактура предстает перед нами то трепетно нежная, то вовсе «колючая», то словно хранящая в себе тепло рук, бережных прикосновений к холсту, подобных туше пианиста. Особенно Левитану удавалось изображение времен года и дня. Особенности изображения пространства и освещения не были для великого Левитана проблемой. Он умел находить некое соотношение неба и земли, которые были свойственны только определенной местности и мотиву. Именно они несли в себе столько, сколько невозможно было представить. Но несут они в себе не только, так сказать, фенологическое значение, также, они раскрывают «таинственные связи между содержанием форм и красок природы и нашей душевной жизнью». Об этом не раз писал знаменитый Александр Ростиславов.

Существо этих «таинственных связей», в общем, очевидно и обусловлено органической природой человека - части жизни на Земле. Об этом часто писал знаменитый Константин Станиславский. Также еще можно привести пример его изречения: «Нельзя отделить в нас всего, что в нас творится, от мира света, звуков и вещей, среди которых мы живем и от которых так сильно зависит человеческая психология, то прежде всего это касается природы, которая закладывает в человека критерии соответствия, согласия с ней и ее красотой наших чувств, мыслей и стремлений. Основа этой высокой и в то же время простой меры заключена и в принципах поэтической образности живого человеческого языка».
 
Основа эта чаще всего проявляется тогда, когда в одних и тех же понятиях, как например, ясный, теплый, светлый, прозрачный, чистый, мягкий, прямой, свежий, просветленный, говорим о наиболее благоприятных, эстетически и прагматически, состояниях природы и ее явлениях. Стоит отметить сразу, что мрак, холод, смутность, жесткость, сухость оказываются для нас «малопривлекательными» и в природе и в людях. Мы часто разговариваем о цветении и увядании человека и его духовного мира, о зорях и веснах, осени, сумерках, также часто мы переносим на природу наши специфически человеческие улыбку и задумчивость, скорбь и томление.

Левитану на протяжении всей его жизни были присуще чувство духовной связи с природой в наивысшей степени. Однажды знаменитый Коровин вспоминал, что еще в ранней молодости Левитан сказал: «Ведь мой этюд - этот тон, эта синяя дорога, эта тоска в просвете за лесом... это ведь - мой дух». Главной целью живописных поисков молодого Левитана стало выражение единства «языка» природы и человеческой души. Левитан на протяжении всей своей жизни добивался, чтобы каждый его мазок был «выразительным словом». В высшей степени Левитану было присуще чувство этой «солнечной меры». Не раз в своих письмах Левитан писал, что «Дать недоговоренные картины на выставку составляет для меня страдание».

На протяжении долгих лет Левитан мог биться на одной картиной, если ему вдруг показалось, что его художественная мысль недостаточно прояснена. Именно по этой причине, любой его пейзаж, даже совсем небольшой несет в себе великий поэтический образ. В изображении кривых ветел на деревенской улице и перекинутых через канаву старых бревен мы видим «небесный» образ весны, в луже видим отраженное солнце, а молодая зеленая трава у деревенского мостика оказывается не просто растением известного сорта, но знамением радости воскрешения природы.

К 1884 году Левитан прекратил посещать уроки в классах училища. Он был увлечен своей творческой работой. В 1886 году Левитан получил диплом «неклассного художника». Тогда же он в качестве экспонента начал успешно участвовать в выставках Товарищества передвижников. По воспоминаниям знаменитого Александра Бенуа картины Левитана выделялись на фоне остальных работ своей поэтичностью и живой игрой цвета, они как будто бы были «нежны, свежи и ярки по сравнению с пейзажами корифеев».

В те времена не только Левитан, но также и другие живописцы занимались поисками особой эмоциональности восприятия и воплощения образов природы. Также можно сказать, что особенно важной тенденцией в музыке, литературе, живописи того времени, было некое возрастание роли «сердечного смысла» пейзажей, художественного утверждения человеческих переживаний, которые роднились с красотой мира. Среди современников Левитана, ему наиболее близок был Антон Павлович Чехов, который стал большим другом молодого художника и оставался им на протяжении всей жизни. Познакомились два друга в конце 1870 года. В ту пору они оба были довольно бедными студентами. Чехов и Левитан часто встречались и в Москве и в Звенигороде, где в то время работал Чехов.

Особую душевность дружбы Левитана и Чехова приобрела в 1885 году. В этот период Левитан вместе с семейством Чеховых проводил свободное время в подмосковной усадьбе Бабкино, близ Нового Иерусалима. В эту же усадьбу Левитан приезжал на отдых и в последующее время. Левитан в то время только что пережил духовный кризис, который довел знаменитого художника до попытки самоубийства. В семье Чехова Левитану удалось найти самое теплое отношение и огромную помощь. Сохранилось немало воспоминаний о царившей в «поэтичном Бабкине» целительной атмосфере любви к природе, живому слову и искусству, о совместных чтениях стихов и сатиры Салтыкова-Щедрина, музыкальных вечерах, охоте и рыбной ловле, о веселых играх, организатором которых был неистощимый в своем остроумии Антон Павлович. Левитан и Чехов нашли друг в друге и схожесть в сокровенных основах мироощущения, поэтики творчества.

Данная близость выдающихся людей заметна в письмах Левитана к Чехову. В письмах раскрывается светлая, доверчивая, нервно – импульсивная натура самого художника. Письма Левитана и Чехова частенько бывали ироничными, а иногда были полностью пропитаны тоской. Письма помогают каждому читателю ощутить важность душевной поддержки Левитана и Чехова. Левитан восторгался Чеховым как писателем. Также Левитан считал «верхом совершенства» некоторые описания природы Чеховым. Правда, впоследствии, в 1892 году, был в истории дружбы Левитана и Чехова эпизод, ненадолго омрачивший их отношения и связанный с тем, что в сюжете рассказа «Попрыгунья» писатель использовал некоторые моменты взаимоотношений Левитана, его ученицы Софьи Кувшинниковой и ее мужа, врача Дмитрия Кувшинникова. Но эта обида была, в общем, напрасной, ибо и художник Рябовский (персонаж рассказа), и образ «попрыгуньи» у Чехова были достаточно далеки и от Левитана, и от Кувшинниковой, незаурядной, одухотворенной женщины. Вскоре дружба двух замечательных людей возобновилась.

Однажды Чехов подарил Левитану свою книгу с трогательной подписью: «Милому Левиташе. Остров Сахалин на случаи, если он совершит убийство из ревности и попадет на оный остров». Теплые дружеские отношения сохранялись у Левитана с Чеховым до конца их дней. В то время дружба с Левитаном, восхищение Левитаном работ Чехова сказалось на творчестве, и многое дали самому Чехову. Как и Левитан, он готов был «лущу отдать за удовольствие поглядеть на теплое вечернее небо, на речки, лужицы, отражающие в себе томный, грустный закат» и особенно любил весну. «Майские сумерки, нежная молодая зелень с тенями, запах сирени, гудение жуков, тишина, тепло - как это ново и необыкновенно, хотя весна повторяется каждый год» (из повести "Моя жизнь").

Подмосковная природа называлась «левитанистой», именно так писал в одном из своих писем Чехов молодому архитектору Федору Шехтелю. Чехов часто писал, что в природе столько воздуха и экспрессии, что нет сил описать. «Каждый сучок кричит и просится, чтобы его написал Левитан» - говорит Чехов. Перекликаются с творчеством Левитана и такие программно важные для Чехова произведения 1880-х годов, как повесть «Степь», рассказы о детях и животных, в которых важнейшую роль играют образы природы и выражены представления писателя о «норме», истинно человечном образе мыслей и чувств.

«Нужны чистые, поэтические и естественные побуждения, столь же прекрасные, как мир природы», «Человек должен быть достоин земли, на которой он живет», «Какие красивые деревья и какая, в сущности, должна быть возле них красивая жизнь» - в подобных утверждениях Чехова, близких к левитановским стремлениям, проявляется «нерв», сердце его поэтики. Множество пейзажей Левитана, которые были выполнены в усадьбе Бабкино, рядом с Чеховым, отличаются от других своей внутренней гармонией, неописуемой красотой природы. Живо ощущается атмосфера их создания. Она была описана в стихотворении Михаила Чехова, брата писателя:

Многие пейзажи того времени наполнены неповторимым ощущением теплой летней энергии и жизни. Умело используя выразительные возможности фактуры, художник передает игру солнечных лучей на белых стволах, переливы и модуляции зеленого цвета листвы березок и сочной травы, среди которой виднеются синие искорки цветов.

Довольно интересное сравнение «Березовой рощи» Левитана и такой же картины Архипа Куинджи, которая пользовалась в то время грандиозным успехом. Если Куинджи воспринимает свет солнца, как величественное, непостижимое, влекущее к себе человека физическое явление, то Левитан смотрит на мир, имея в основе отношения к природе некий психологический «модуль человечности». В его картине березы изображены не как сгустки света и цвета, которые зажжены потоком солнечных лучей, а как самые веселые и светолюбивые из деревьев, улыбающиеся навстречу солнцу и живущие, как и все вокруг них, своей жизнью, душевно близкой художнику. Картины Левитана в то время наполнены теплым светом.

Портрет А.П. Чехова (Левитан И.И.)

Герб Кибартая

Автопортрет (Левитан И.И.)