Расцвет

Одной из самых значительных картин того времени для Левитана, стала картина «Тихая обитель» (1890), которая была написана вскоре после возвращения из первой заграничной поездки. Сохранились свидетельства о том, что после ее появления на передвижной выставке (1891 года) имя Левитана было «на устах всей интеллигентной Москвы». Многие люди в то время приходили на выставку только для того, чтобы посмотреть на работу великого мастера Левитана.

Они не раз благодарили художника за «блаженное настроение, сладкое душевное спокойствие, которое вызывал ...этот тихий уголок, изолированный от всего мира и всех лицемерных наших дел». «Тихая обитель» не была стандартным «портретом» конкретной местности. Замысел данного полотна у автора возник еще в 1887 году, когда на Левитана произвело сильное впечатление поэтическое зрелище заката, осветившего алым светом главы и кресты Саввино - Сторожевского монастыря близ Звенигорода. Для воспроизведения послужил другой монастырь - монастырь близ Юрьевца на Волге. Об этой вспоминала София Кувшинникова.

Данное полотно отличалось удивительной непосредственностью чувства и воспроизведения «живой жизни». Не случайно, как вспоминал Александр Бенуа, первым зрителям картины «казалось, точно сняли ставни с окон, раскрыли их настежь, и струя свежего, душистого воздуха хлынула в старое выставочное зало». Такой грандиозный успех данного полотна отразился и в творчестве друга Левитана – Чехова.

В его повести «Три года» есть эпизод, где героиня на художественной выставке рассматривает полюбившуюся ей картину, описание которой являет синтез впечатлений писателя от работ Левитана, в том числе «Тихой обители». Приведем цитату из поэмы: «На первом плане - речка, через нее бревенчатый мостик... на том берегу тропинка, исчезающая в темной траве... А вдали догорает вечерняя заря. ...И почему-то стало казаться, что эти самые облачка, и лес, и поле, она видела уже давно и много раз... и захотелось ей идти, идти и идти по тропинке, и там, где был вечер».

Соответствие переживаний, которые были выражены в работах великого мастера Исаака Левитана, каким-то самым заветным чаяниям современной ему интеллигенции обусловило то, что довольно широко использующее понятие «пейзажа настроения» и его развитие в отечественном искусстве порой связывают почти исключительно с именем Левитана. Многие современники Левитана не раз писали, что именно его работы помогли им увидеть родной край, родную землю.

Александр Бенуа не раз вспоминал, что «лишь с появлением картин Левитана» он поверил в красоту, а не в «красоты» русской природы. Он писал, что «...оказалось, что прекрасен холодный свод ее неба. Прекрасны ее сумерки, алое зарево закатного солнца и бурые весенние реки, прекрасны все отношения ее особенных красок». Не только в пейзажах Левитана, но и в самой его личности, облике, его манерах люди находили, можно сказать, идеальный образец человеческих достоинств.

В зрелые годы своей жизни молодой художник превратился «из нищего мальчика в изящного джентльмена». Именно так вспоминал о Исааке Левитане его первый биограф - Соломон Вермель. Левитан воспринимался, как «удивительно душевный, простой, задумчиво-добрый» человек, который «поражал всякого своим замечательным лицом и чуткими, вдумчивыми глазами, в которых светилась редкая и до крайности чуткая, поэтическая душа». Такими словами отзывался о Левитане Федор Шаляпин.

Одним из свидетельств признания особой духовной красоты Левитана стало обретение в нем Поленовым модели для изображения Христа в одной из картин. «Левитан не был верующим, крещеным христианином и в своем отношении к религии, видимо, был близок Чехову, не принимая ортодоксальной догматики ни одного из вероисповеданий, но видя в них (при условии основания «не на букве, а на духе») различные формы искания солнца истины».

Сам же Левитан довольно остро чувствовал свое стремление показать на холсте «божественное нечто, разлитое во всем, но что не всякий видит, что даже и назвать нельзя, так как оно не поддается разуму, анализу, а постигается любовью». Как писал Александр Ростиславов, «как бы в насмешку над национализмом... именно еврейскому юноше открылась тайна самой сокровенной русской красоты». Левитан всем существом - психикой, «музыкальным» мышлением» был проникнут присущими русской природе ритмами, мелодиями, аккордами.

Порой в своих картинах Левитан не раз чувствовал соединение с чем-то сверху, с образом высшего мировоздания. 1890-е годы поистине считаются временем расцвета мастерства Левитана, его широкого признания и популярности у ценителей искусства. Но в эти года жизнь не Левитана не была безоблачной. Не случайно рядом с пейзажами, утверждавшими красоту русской природы и единящих с ней мыслей и чувств, в его творчестве есть и драматические образы, в которых живет память о несовершенстве действительности. В таких работах можно понять, что Левитан повидал не мало горестей и лишений в своей жизни. В них отразились его размышления о противоречивости человеческого бытия, страдание от столкновений с несправедливостью.

Столкновения с горестями случалось у Левитана не раз в жизни. Так, даже прославившись, он «все-таки постоянно терпел всевозможные неприятности из-за своего еврейства». В то самое время, когда он в 1892 году работал над «Вечерним звоном», началось выселение из Москвы лиц еврейской национальности, и в один «прекрасный» день Левитану было предписано, как «некрещеному еврею», в двадцать четыре часа покинуть город и больше не возвращаться. Несмотря на протесты художественной общественности, Левитану пришлось жить то в Тверской, то во Владимирской губерниях.

Вскоре хлопоты друзей и сознающих абсурдность совершившегося влиятельных лиц, например, Третьякова, не завершились успехом. Левитану позволили вернуться в Москву. Первая среди полотен своеобразной драматической трилогии, которая была создана Левитаном в первой половине 1890-х годов, стала картина «У омута» (1892).

Работа над картиной начиналась в то время, когда Левитан вместе с Кувшинниковой прибывал в 1891 году в имении Панафидиных Покровское в Тверской губернии. Левитан был в восторге от омута, предание о котором некогда вдохновило Пушкина на создание Русалки. Но стоит отметить, что картина Левитана лишена мифопоэтического, фантастического оттенка. Нестеров был прав, когда говорил, что в этой картине запечатлено «нечто пережитое автором и воплощенное в реальные формы драматического ландшафта».

Сумерки (Левитан И.И.)

Вечер на Волге (Левитан И.И.)

Париж в 1889 году